Плохой ли писатель Антон Секисов? Нет. Написал ли он хороший роман? Тоже нет.

Такая проза называется аутофикшн — здесь лирический герой минимально отделен от автора, а его переживания, мысли, события, происходящие с ним, буквально повторяют некий усредненный набор всего того же от человека из круга общения автора. То есть из среды условно творческий молодых людей — писателей, художников, редакторов, журналистов.

Человеку свойственно переживать, всего бояться и ничего не делать. Бояться беременности девушки, бояться мертвых птиц, бояться ответственности. А самым значительным своим решением назначить поездку из Москвы в Санкт-Петербург с перспективой в нем — в Петербурге — пожить. Мелкотравчатая событийность  комфортабельного бытия.

Герой решает уехать в Петербург, уезжает, там гуляет, пьет и общается с миллиардом (тм) друзей, а также, переживает в духе — what am I doing with my life?

Время от времени на страницах романа в блистательных камео появляются значимые для автора герои реальной литературной жизни, например, писатель Александр Снегирев и его жена.

С такой же частотой появляются тревожные сны героя, угрожающие разных масштабов боги, и довольно остроумные макабрические прогулки по Петербургу, который, отчасти, текст спасает: “Началось потепление, был туманный день, и Адмиралтейский район, и без того казавшийся с островов двухмерным, похожим на бледную наклейку на стекле, теперь выглядел как след наклейки”. Если бы вместо “началось потепление” было “потеплело”, то и совсем бы хорошо.

Но есть и фрагменты, где действительно совсем хорошо и остроумно, и увлекательно:

“В корпоративном журнале трудились люди, столь же далекие от банковской сферы, сколь далеки от ухоженных европейских пенсионеров мой бывший главный редактор с канистрой спирта в объятиях и ответственный секретарь в круглосуточном поиске мефедрона.

Здесь работали хорошо потасканные судьбой старые хиппари. Которым больше пристало выходить к дверям банка с плакатами о примате свободной любви над интересами корпораций. А то и с призывами отказаться от банковских карт как от одного из тех неисчислимых крючков, за которые нас ухватил хозяин мира сего Диавол”.

И просто, и смешно, а главное — удивительно точно описаны типажи на фоне безысходности.

Но это всё текст ради текста, лишенный, по большей части всякого наполнения — сюжета, мысли, пути героя. Всё это переживания на пару постов по триста лайков каждый. Впрочем, как упражнение по выдаче текста и словоплетению это безусловно полезно.

А сейчас на конкретном примере первой же страницы романа я попробую показать, над чем именно автору еще имеет смысл поработать.

“Я проснулся из-за того, что в комнату залетел инородный предмет. Мне показалось, это граната, бомба. тело сжалось в последний раз перед тем, как разлететься на ошметки и лоскутки – может быть, навсегда, а может, только на неопределенное время.

Я присмотрелся и понял, что предмет – птица. По оперению было видно, что это скворец. Почему-то сразу стало понятно, что скворец мертвый. труп птицы кротко лежал в углу.

Судя по траектории, он влетел не сам, а кто-то швырнул его в форточку”.

Если птица была мертвой, то логично предположить, что герой проснулся не от того, что она залетела в комнату, а от того, что она упала на пол. Если героя разбудил звук упавшего предмета, то он никак не мог судить о траектории полета этого предмета, даже если это была птица. Даже мертвая. Спящий человек не видит траектории. И так далее, на каждой странице.

Делает ли это Антона Секисова плохим писателем? Нет. Он хороший литератор, ему только осталось написать книгу.